Открываю дверь и захожу в полуподвал, освещаемый только тускло горящей в уголке лампочкой.
Они сразу сходятся ко мне, невзирая даже на кажущуюся неприязнь к случайному  прикосновению к представителю своего племени.
Они подходят ко мне, старательно не задевая боками друг друга и заходя с разных сторон – даже здесь они проявляют индивидуализм... А ведь живут все в одном месте.
Отрываются от любовных игр, от любых других игр, все до одного приходят и обхаживают захожего гостя, садятся в ожидании у моих ног...
Смотрят на меня блистающими в тусклом отсвете лампы глазами, почти не моргая, произнося шепотом свои часто неслышимые роду людскому слова.
Странный народ, эти кошачьи.
Гордый и независимый – и вместе с тем настолько готовый послужить...

"Что ты нам принес?" – спрашивают они чуть ли не хором.
Подсознательно отмечаю – они говорят, каждый в отдельности, не "что ты мне принес?", а "что ты нам принес?". Кошки индивидуалисты, конечно, но сейчас они голодны... Мышами они уже не могут прокормиться. И братство их опять объединяет. В общем голоде.
- Какие вести из далей, пушистые собратья? – спрашиваю я.
Они смотрят на меня своими странными глазами, тихо напевая по-кошачьи (даже на мой слух почти не слышно), а потом нехотя начинают отчет...
- Был на дереве недалеко от входа в рудники. Все тихо, - отчетливо начинает первый, как ни странно, не Кыць. Именно его я не знаю.
  - Ходила в тумане на границе Тило, мрачно и неуютно, - добавляет другая кошка. – Зверей нет, людей нет. Одни кожики летают.
- Ясно. Это ценная информация. Получай приз, - достаю их лакомство, коржик из особой муки, единственной, которую жалуют кошачьи. Надо бы смочить его в молоке, тогда еще слаще, но пусть, пока повременю...
Кошка тихо уплетает коржик... Не доедает, делится с собратьями. Родовое братство, надо же... А вы скажете, кошки – индивидуалисты...
- Ну-ка, скажи что-то еще, пушистый собрат, - и как у меня язык поворачивается такое слово говорить не-человеку? – Все мне интересно.
Собрат молчит. Оценивает. Думает, что бы сказать.
- Собрались тучи, и грянула буря. Она была багрова, как костер, и вихри носились взад и вперед по ее простору. Она завинчивалась сама в себя, и туча перемещалась надо безмолвной степью, - в его наречии почти поэтические фразы звучали буднично, как всегда у кошек.
- А потом туча извергла пламя, и вновь, и вновь... Пока она не прекратилась и не ушла восвояси.
- Ты всю ее видел?
- Я испугался и убежал после, но пламя я запомнил точно.
Надо же, и не врет, и старается не выдать, что говорит не всю правду...
Кошачьи смотрели еще внимательнее на меня.
- Это все?
- Да, господин. – И не нужно никакой клятвы... Он назвал меня сакральным именем. Напомнил о своем долге.
Что ж, за такую – пусть даже не вполне полную, как мне кажется, - информацию следует наградить...
Достаю из заплечного мешка миску, наполняю молоком и подвигаю к кошкам. Те замолкают – пение не прекращалось ни на миг, только ноты стали ниже и звук тише – а потом принимаются по очереди за трапезу, как всегда, с гордостью и достоинством. Отличие кошек – это что всюду они могут его проявить...
- Благодарю, брат Кыць. Ты отлично понаблюдал.
По правилам, я не обязан более их слушать, а они – не обязаны более говорить. Человек узнал нужное ему – человек может уходить...
Но я-то не всегда ухожу сразу из этого подвала в старом доме, куда можно проникнуть только сквозь тесное окно вровень с землей, да и то не без помощи чар. Я ведь имею и свои интересы, я, маг и соратник Ормуна...

Я сидел, прислонившись к стене, и все глядел, как снуют в призрачном свете единственной лампы серые и белые тени – гибкие, неуловимые... Истинно сказано – верткий, как кошка... И вот и я ныне - среди них.

Я ничего не могу им рассказать взамен. Это было бы оскорблением достоинства короля людей – рассказывать вассалам, давать информацию на обмен... Кошки делятся с нами только за плату. И кров. И больше ни за что.
Потому я тихо сижу в углу и тихо жду, пока угаснет свет, пока люди лягут спать и лишь кошки продолжат жить своей неспешной и не всегда понятной мне жизнью...
А утром я уже буду спать. В своей кровати из сушеных листьев.
А затем... Затем, как и всегда, я пойду во Дворец.

Кошачьи не возражают против моего молчаливого присутствия.
В таком месте, как здесь, они и не могут возражать.
Я все думал.
Кто бы мог подумать...
Что они будут когда-либо поставлять вести нам.
От кого мы зависим...
От каких-то кошачьих.
Неужели мы не могли найти лучших прислужников? И лучших соглядатаев?
Пожалуй, нет.
Извольте обойтись без технологии, всемогущие люди...

Я могу говорить с ними с 14 лет. С тех самых пор, как ютился в одном помещении с кошками, летучими мышами (теми самыми кожиками) и пауками двадцать дней, на протяжении которых пало одно царство и образовалось другое. Мечи тогда звенели где-то совсем близко, и мне оставалось лишь сидеть, дрожа, в темном закутке, и ждать смерти от этой звенящей стали. Позади был отчий дом, и бегство во тьме через Черное поле Элурена, и проклятия магов, отдающие серой и гарью, где-то за спиной… Кошки приходили ко мне, садились на колени, терлись пушистыми боками и молча – для обычного человека - уходили... А я слышал все, о чем они говорили между собой.
Они разговаривали о том, как пахнет этот пришелец из мира света наверху, как странно, что он сидит здесь днями и ночами, и как пахнет убийством от людей сверху. Они даже не видели их, они их просто чуяли. Они никогда не подойдут близко к человеку, который имеет такие намерения.
А потом я попытался с ними заговорить.
И они меня поняли.
Говорят, что если ты попробовал заговорить по-кошачьи и с первого раза у тебя ничего не вышло, то не стоит и пробовать дальше. Этот талант дан не так уж многим, и я попал в число не только понимающих язык кошек, но и сносно на нем говорящих.
Я складывал поначалу понятия в предложения, самые простые и незамысловатые... И каково было удивления пушистых братьев, когда я вполне осмысленно им отвечал на их недоуменные вопросы. Они не могли понять, как воспринимать меня – как кошку или как огромного, в четыре их роста, человека, довлеющего над ними.
А потом они стали приносить мне вести.
Еще одно полезное свойство кошачьих, которое так удачно использовал потом наш общий Правитель...

Хорошо, что я не умер от голода в те страшные дни.
В поисках еды я таки вышел наружу, на поле боя. Искал еду долго, по всех углам и подвалам, которые были настеж открыты и разграблены.
В одном нашлась мука. Непригодная, естественно, в пищу.
В другом – орехи, объедки орехов, но было и пару штук целых. Я расколол их и ел так, будто это было лучше в мире яство...
А потом нашлось и питье. Вода в бочке. Простая вода...
И почти все мне показали вездесущие кошки.
Я никогда бы не узнал об их присутствии, если бы не их болтовня, которую, как они считали, я не слышу.
Впрочем, они никогда не говорили между собой просто так, для удовольствия. Всегда с умыслом.
Вот и тогда... Они умышленно провели меня к воле.
Они умышленно сохранили мне жизнь.

- …Я должен им повек.
- Да? А что тебе ближе – говорить со мной или со своими кошками?
- Мне близки и они, и ты, Эллен, - горячо отвечал я тогда, сидя на нагретой весенним солнцем крыше, свесив ноги и пытаясь приобнять всю ту же девушку из Поселения, которая сводила меня с ума вот уже четыре месяца…
Где-то внизу еле слышно, на пределе слуха, перешептывались две кошки. Они были не видны для обычного глаза людей, и я их тоже не видел, сколько не всматривался в тень внизу на улице. Но они бесстыдно глазели из укрытия на сидящих высоко над ними людей… И искали новые вести для вассала…
А я никак не мог решить, что мне дороже – вездесущая работа на вассала или Эллен, так тепло и ощутима льнущая ко мне прямо здесь и сейчас.
Так отрадно было сидеть здесь и сейчас, не знать и не думать о бесконечных интригах, стычках, ножах и заклинаниях… Забыться и отвлечься, забыть обо всем рядом с этой девушкой, рядом с самой жизнью, дающей тепло… Как отталкивающе представлялся мне сейчас Дворец с его полутемными переходами и молчаливыми стражами, с его атмосферой, пронизанной ложью, хитростью и коварством… Мне надоело все это в один прекрасный день… И я вновь пришел к Эллен. Я не могу больше без нее. Я не смогу продержаться ни минутки во Дворце, если я сейчас об этом Дворце не забуду…
Краем сознания я осознавал – я слышал на пределе слуха – болтовню кошек. Они довольно скрытно шептались где-то на вечерней улице и обо мне, и о людях вокруг, и обсуждали сегодняшние события, и вчерашнюю ночь… А потом я отвлекся. Я снова заговорил с Эллен о чем-то… И забыл на долгий сладостный час обо всем, кроме нее и своего счастья…

Утром опять начался поход.
Объявили сбор, и за мной прислали гонца…

Я не мог оторвать взгляда от нее, спящей. Я долго стоял на пороге, уже собрав сумку, уже зная, что вот я переступлю этот порог – и кто знает сколько месяцев не увижу ее спокойного лица, полускрытого спадшими на чело волосами… Каково мне было тогда – я до сих пор представляю с содроганием…
Но затем я развернулся и ушел. Унес ее образ с собой. Унес в унылую бездну дождливых дней, пронизанную только непрестанной кошачьей болтовней.
Они и в походе сопровождали нас. Самые надежные в мире гонцы и разведчики. Наша сила и опора.
Маленькие пушистые создания, которые единственные давали мне разраду и поддержку в те дни без Эллен…

Трубили горны, и сновали люди по всей обширной территории военного лагеря. Снова война за престол; кровавые дележки имущества между тремя двоюродными братьями, их зятьями, невестками и всей бравой свитой. Всяческие бредни, от которых никак не смог отделаться род людской и его лучшие представители в частности. Они режут и секут друг друга, а потом подсчитывают убытки, а потом все месте каются. И идут в церковь замолить  грехи. А я смотрю на это и не осознаю, что сам сопричастен к этим людям своими делами. Я ведь перевожу для них. Зачем я это делаю?
Как учил нас Тарна, это наше призвание. Бороться с самими собой, пересиливать свои желания, томления и похоти. И делать то, что я должен делать. Что я сам поставил впереди себя как великую цель.
…Я не в силах был тогда попрощаться с Эллен. Она бы не отпустила меня. Я бы сам не в силах был сделать тот шаг за порог. Я бы предал и вассала, и дело свое, и все кошачье племя. И скрылся бы навсегда от гонца Правителя.
А так… Я мог уйти без содрогания своей совести. Я ее обманул, свою совесть и свою любовь. Свое самое святое чувство я потоптал и бросил там, в далеком Поселении, где Эллен сейчас стирает белье в холодном ручье, собирает яблоки в общинном саду и не слышит, как и что о ней говорят кошачьи вокруг… Они-то все обо мне знают. У них свой взгляд на мир. Более честный.
Они бы мне не простили, если бы я бросил даже их…

- Вставай! Подьем! Гарнизон, выстраивайся! Быстрее, мать!..
И так каждый день… Страна дураков…
Беру наплечник, набрасываю плащ и выхожу строится под промозглый ветер… Я ведь военный консультант по делам кошачьих, мать… Вояка, как и все…
Что ж, настанет момент, когда я им навоюю.

Вечером взяли в осаду неприятельский город. «Неприятель» еще два года назад быдл верным слугой Правителя, исправно платил подати и ведать не ведал о междоусобных войнах и дворцовых переворотах.
А затем все пошло наперекосяк. То ли магия сделала свое растлевающее дело, то ли шибко много золотых монет обещали служивому – но растление исподтишка, на глазах у вышестоящих особ, не прошло даром. С радостью стал бывший бургомистр под знамена гвардии нынешнего претендента на престол, не просто стал, а вооружил все свое поселение украденной боевой магией… Любопытен был бургомистр к таким вещам.  Не в меру… И ведь скорее всего уже «был».
Одна кошка жила в его доме. Непрестанно гонимая – хозяева все понимали – но вездесущая и даже нашедшая пропитание.
Слуги кормили ее объедками.
А она доносила нам.
Двое кошек жило через дорогу. Под носом у бывшего Мага его величества, а ныне у Черного Мага его Сиятельства гвардии. Они поочередно залезали на крышу и смотрели. Ровно счетом ничего не понимали в происходящем, но передавали все по цепочке – через кварталы аристократов, через кварталы бедноты, через холеных и облезлых кошек… К нам, за городские стен.
А у стен их ждал то брат Кыць, то Архи. Архангелесса. Особа такая же понятливая и сметливая, как и сам брат Кыць.
Мне сложно было порой понять странные описания происходящего в стенах бургомистра, передаваемые на кошачьем. В понятия кошек не входили многие явления из человеческой жизни, а в мои понятия как человека - многие явления из кошачьей. Но я-то был уже наполовину человек… Это был странный перевод, и маги морщились, слушая меня. Но и этой информации очень даже хватало…

Так я узнал все, что нужно было для удара.

Ночью мне снились они. Глядящие на меня из подворотен глаза. Мертвый город. Поле Элурена… И Эллен.
Она почему-то была на том поле. С корзиной для яблок… Хотя и не было в том месте никогда никаких плодов… Она бросала корзину и бежала ко мне, пепел вздымался под ее ногами, а я стоял на холме высоко над полем, я, закованный в броню солдат Правителя в строе таких же воинов, и звучала команда «К бою!», и лучники позади меня брали оружие наизготовку… И готовились стрелять по команде… когда мы размокнем ряды.
Она бежала ко мне по сгоревшему полю Элурена, и все стрелы были направлены в нее…
Позади нее не было никаких чудовищ. Неужели командование считало чудовищем ее саму?..
Правда, я должен был бросить меч, выйти из своего строя и прикрыть ее от стрел?..

Сон кончался.
Бесконечно о чем-то шептались кошки в углу помещения.
Я не мог заснуть до самого рассвета, когда меня посещали подобные сны.
Я едва выдержал бы еще раз звук этого голоса – кричащего лучникам «К бою!..»
Я ждал вестей из тыла.

Утром взяли столицу Аскалада.
Я молча сидел на пороге жилища, пил свое походное… Нет, не пойло, напиток из бирюзовых лесных ягод, отгоняющих сон. Сон отстал.
Над лагерем вился дымок. Над городом клубился черный, как сажа, дым.
Сейчас где-то там убивали всех, кто дал клятву служения Кертену.
Я допивал свой чай из ягод.
Обгоревший кот неслышно вышел из тени леса слева от меня. Тихо подошел и облизнул усы. Заглянул мне в глаза.
- Возьми меня на руки, - прошептал он.
Он говорил так неразборчиво, что от того его голос сравним был с человеческим шепотом…
- Откуда ты? – спросил я.
И исполнил его просьбу.
Его шерсть сгорела до кожи во многих местах и топорщилась от боли, когда я подхватил его на руки. Ему было больно, а я ведь жалел его. Собрата-вассала…
Он устроился у меня на коленях, мяукая  от боли, но терпеливо и основательно. Заглянулд в глаза. Попросил молока – вес так же неразборчиво. Но я дал просимое, дотянулся левой рукой до миски, приготовленной для его собратьев.
Он аккуратно лакал, не делая разбрызгать ни капли. Умный опытный кот.
Я дал ему напиться, держа миску, затем отставил ее и положил руку на пушистую шею. Нащупал пульс.
Сердце билось ровно. Жив и еще проживет.
Сколько потребуется Короне.
- Так о чем ты хотел мне поведать?
- Ваша невеста погибла, добрый человек, - медленно ответил вернувшийся из жара боя кот.

Читаем и не забываем оставлять комментарии!